Айзек Азимов - Край Основания [Академия на краю гибели]

Кампер не мог установить, что это означает, но наблюдая за поведением Тревиза в свете обнаруженного, он заподозрил, что Тревиз имеет сверхъестественную способность делать правильные выводы из, казалось бы, совершенно незначительных фактов.

Имело ли это какое-нибудь отношение к щелям? Ясно, что это была задача для менталиста, куда более сильного, нежели Кампер – возможно, даже для самого Совета. Он с беспокойством отмечал, что сила решений Тревиза в ее полной мере не была известна и самому Тревизу, и что Тревиз, может быть, способен к…

К чему? Знаний Кампера не хватало. Он почти нащупал, чем обладал Тревиз – но только почти. Это было всего лишь интуитивное заключение, а может, просто догадка, что Тревиз, вероятно, личность величайшей значимости.

Кампер мог бы воспользоваться шансом и рискнуть. В конце концов, если он окажется прав…

Теперь, оглядываясь назад, он не понимал, как набрался храбрости и продолжил исследования. Он не мог перейти административный барьер, окружавший Совет, не рискнул погубить свою репутацию. Он отчаянно втирался к самому младшему члену Совета, и, наконец, Джиндибел откликнулся на его призыв.

Джиндибел терпеливо выслушал его замечания, и с этого времени между ними возникли особые отношения. В интересах Джиндибела Кампер поддерживал отношения с Тревизом, по приказу Джиндибела тщательно подготовил ситуацию, в результате которой Тревиз оказался высланным. И теперь Кампер начал надеяться, что через Джиндибела исполнится его мечта о переводе на Трантор.

Все приготовления шли таким образом, чтобы вынудить Тревиза отправиться на Трантор. Его отказ направиться туда поверг Кампера в полнейшее изумление, и, как он думал, Джиндибел тоже не предвидел такого поворота событий.

Во всяком случае, Джиндибел спешил на место, и это усилило в Кампере ощущение тревоги.

Кампер послал гиперсигнал.

Джиндибела разбудило прикосновение к его мозгу. Оно было эффективным и, в неменьшей степени, тревожным. Поскольку оно действовало непосредственно на возбуждающие центры, Джиндибел просто проснулся и сел в постели.

Простыня сползла с гладко-мускулистого торса. Он узнал прикосновение, различающиеся у менталистов, как голоса тех, кто примитивно общается звуками.

Джиндибел послал стандартный сигнал с просьбой небольшой отсрочки, если она возможна, и получил ответ: «Не аварийно».

Без чрезмерной спешки Джиндибел занялся утренней процедурой. Он был еще в корабельном душе, когда снова включился контакт.

– Кампер?

– Да, Спикер.

– Вы разговаривали с Тревизом и с тем, другим?

– Пилоратом, Яновом Пилоратом. Да, Спикер.

– Хорошо. Дайте мне еще пять минут, и я налажу видеосвязь.

Он привел Сару Нови в кабину управления. Она вопросительно взглянула на него и хотела что-то спросить, но он приложил палец ко рту, и она сразу умолкла. Джиндибел все еще чувствовал некоторую неловкость от интенсивного почтительного обожания в ее мозгу, но это становилось в какой-то мере утешительно-нормальной частью его окружения. Он присоединил маленький усик своего сознания к ее мозгу, и теперь нельзя было подействовать на его мозг, не подействовав и на нее. Мозг этой женщины – а созерцать его непрекращающуюся симметрию было огромным эстетическим удовольствием – делал невозможным существование поблизости любого постороннего влияния без обнаружения. Джиндибел почувствовал прилив благодарности за вежливый импульс, овладевший им, когда они с Нови стояли возле университета, и приведший ее к нему именно тогда, когда она была ему нужнее всего.

– Кампер?

– Да, Спикер?

– Расслабьтесь, пожалуйста. Я должен изучить ваш мозг. В этом нет никакого оскорбления.

– Как пожелаете, Спикер. Могу я узнать, зачем?

– Для уверенности, что к вам не прикасались.

– Я знаю, что у вас есть политические соперники в Совете, Спикер, но, конечно, никто из них…

– Не рассуждайте, Кампер. Расслабьтесь. А теперь, если хотите объединиться со мной, мы установим визуальный контакт.

То, что последовало вслед за этим, было, в обычном смысле слова, иллюзией, потому что никто, кроме тех, кому помогала ментальная сила хорошо обученного члена Второго Основания, ничего не определил бы вообще – ни органами чувств, ни какими-то физическими приборами. Возникло сосредоточенное лицо, даже самый лучший менталист мог произвести только темное и довольно неопределенное изображение. Лицо Кампера как бы скрывалось тонкой, мерцающей газовой завесой, и Джиндибел знал, что и сам выглядит так же.

На физической гиперволне можно было общаться через образы настолько четкие, что Спикеры сквозь расстояние в тысячи парсеков разговаривали как бы лицом к лицу. Корабль Джиндибела был оснащен всем необходимым для этой цели.

Однако, сейчас было выгодно ментальное видение. Главное – его нельзя было перехватить никаким прибором, известным Первому Основанию, и даже ни один член Второго Основания не мог перехватить ментальное видение другого. Можно было проследить игру мозга, но не легкое изменение выражения лица, которое придавало общению изысканность. – Что же касается Анти-Мулов – что ж, чистоты мозга Нови достаточно, чтобы убедиться в отсутствии вмешательства.

– Передайте мне точно, Кампер, – сказал он, – свой разговор с Тревизом и Пилоратом. Точно, на уровне мысли.

– Конечно, Спикер, – ответил Кампер.

Он говорил недолго. Комбинация звука, выражение лица и потока сознания, основательно сжала все, несмотря на то, что на уровне мысли говорилось гораздо больше, чем если бы шел обычный разговор.

Джиндибел внимательно следил. В ментальном видении все было немногословным. В подлинном общении, даже в физическом гипервидении через парсеки выдавалось неизмеримо больше битов информации, чем было необходимо для понимания, и можно было многое опустить, не теряя главного.

Ментальное видение давало абсолютную безопасность в обмен за роскошь избыточных битов, каждый из которых был на учете.

На Транторе ходили фантастические рассказы, передававшиеся от инструктора к учащимся. Они предназначались для вдалбливания юношам важности сосредоточенности. Чаще всего повторялось наименее достоверное. Приводился, например, рапорт о продвижении Мула, еще до того, как он захватил Калган: младший чиновник, получивший рапорт, подумал, что речь идет о животном вроде лошади, потому что не увидел или не понял маленькую искру, означавшую «личное имя». И чиновник решил, что дело слишком незначительное, чтобы передавать его на Трантор. Когда пришло следующее сообщение, было уже слишком поздно предпринимать немедленные действия, и зря прошло пять тяжелых лет.

Событие почти наверняка было выдумано, но это уже не важно. История была драматична и побуждала каждого студента к напряженной сосредоточенности. Джиндибел вспомнил свои студенческие годы, когда он ошибся в приеме, который показался ему незначительным, и непонятным. Его учитель, старый Кипетс, тиран до мозга костей, только усмехнулся и съязвил:

«Животное вроде лошади, Щен Джиндибел?», и этого было достаточно, чтобы «Щен» сгорел от стыда.

Кампер кончил.

Джиндибел попросил:

– Пожалуйста, дайте вашу оценку реакции Тревиза. Вы знаете его лучше, чем я или кто-нибудь другой.

– Это было достаточно ясно, – сказал Кампер. – Ментальные показатели безошибочны. Он думает, что мои слова и действия означают страстное желание направить его на Трантор, в Сириус-Сектор или любое другое место, но только не туда, куда он действительно собирается. По моему мнению, это означает, что он твердо намерен остаться там, где он сейчас. Факт, что я придаю такое большое значение изменению его позиции, настораживает Тревиза, и поскольку он чувствует, что его интересы диаметрально противоположны моим, он будет намеренно действовать вопреки тому, что считает моим желанием.

– Вы уверены в этом?

– Полностью уверен.

Джиндибел подумал и пришел к выводу, что Кампер прав.

– Я удовлетворен. Отлично справились! Ваш рассказ о радиоактивности Земли, о ее уничтожении был выбран умно, и вызвал нужные реакции без прямого вмешательства в мозг. Похвально!

Кампер, казалось, некоторое время боролся с собой.

– Спикер, – сказал он, наконец, – я не могу принять вашей похвалы. Я не придумал эту историю. В Сириус-Секторе на самом деле есть планета под названием Земля, и ее действительно рассматривают как первоначальный дом всего человечества. Она была радиоактивна не с самого начала, а стала таковой в результате случайности, и радиоактивность усиливалась, пока планета не погибла. И там действительно был изобретен усилитель-сенсор мозга, но это ни к чему не привело. Все это считается историей родной планеты моих предков.

– Вот как? Интересно! – заметил Джиндибел без особого воодушевления.

– Это еще лучше. Неправда никогда не может быть высказана с такой же искренностью, как истина. Палвер сказал однажды: «Чем ближе к правде, тем лучше ложь, а сама правда, когда ею можно воспользоваться, есть самая лучшая ложь».